Новосибирск и Новосибирская область: свежие новости, объективный анализ, актуальные комментарии

Создатель знаменитой скульптуры медвежонка в Первомайском сквере Новосибирска Галина Макашина — о военном детстве, животных и советской эпохе.

Кто из новосибирцев не знает медвежонка, сидящего в чаше фонтана в Первомайском сквере? Его автор — выдающийся новосибирский художник-анималист Галина Михайловна Макашина. Выставка её работ «Живая керамика» работает сейчас в Музее природы. Основу экспозиции составляют глиняные скульптуры из коллекции Арт-центра «Красный». Эти работы уже увидели жители районов и городов области — Искитима, Купино, Ордынского, Здвинки. И каждый раз художественные статуэтки Макашиной вызывают неподдельный интерес у зрителей разных возрастов.

Когда «Ведомости» позвонили договориться об интервью, на звонок ответил молодой женский голос: «Да, это я автор Медвежонка!» В прошлом году Галина Михайловна отметила своё 90-летие. Родилась 9 января 1930 года в Саратове, окончила скульптурное отделение Саратовского художественного училища, с 1956 года работала в Новосибирском отделении Художественного фонда РСФСР, участница республиканских, региональных и областных выставок, с 1965 года член Союза художников СССР, России. Произведения Галины Макашиной находятся в Новосибирском художественном музее, в музеях Брянска, Барнаула, Пензы, Кемерово, Львова, Красноярска, Екатеринбурга, Челябинска, в частных коллекциях в России и за рубежом. Скульптуру «Бамбуковый медведь» в 1964 году выпускали на фарфоровом заводе в городе Гжели.

— Галина Михайловна, расскажите о медвежонке из Первомайского сквера. Как появилась идея его создания?

— Архитектор предложил мне сделать фигуру медвежонка, который ловит лапой струю воды. А дальше уже фонтан делали под меня — на донышке была выложена мозаика. Причём отливались две фигурки медвежонка, чтобы в случае поломки можно было заменить. И действительно ломалась лапа, ведь дети всё время фотографировались на медвежонке. А однажды зимой коммунальщики убирали снег в сквере и вывезли его вместе со снегом. Со временем фонтан был разрушен, потом его восстанавливали, я в это время уже не работала, и кто-то за меня вылепил медвежонка. Он в принципе такой же получился, но рядом появились какие-то нелепые балясины. Так что я теперь и не знаю, мой ли это медвежонок или подделка под него.

На выставке в Музее природы Новосибирского краеведческого музея много медведей работы Галины Михайловны Макашиной.

— Вы лепили с конкретного медвежонка?

— Я ездила по зоопаркам, работала и в Московском, и в Рижском, и особенно много в нашем. Он тогда ещё на старом месте находился. Я была, пожалуй, единственной, кому в нём было удобно. Животным точно было плохо, маленькие клетки. Я же могла подойти близко, и, стоя чуть ли ни вплотную, разглядывать их и лепить в пластилине.

— Звери на вас реагировали?

— Нет, звери в зоопарке привыкли не обращать внимания на людей, если, конечно, это не сотрудники зоопарка, которые приходят кормить.

И не только медведей. 

— А вы прикармливали?

— Что вы! Он тогда бы стоял и ждал с вытянутой шеей. К тому же кормить зверей нельзя, это везде написано. Я работала после закрытия зоопарка. И это было самое удобное время. Животные днём стараются спрятаться в домики, а вечером выходят. Я выбирала конкретную позу животного, они же без конца ходят в своих клетках, бедняги, и эта поза многократно повторяется. Как-то привезли к нам совсем крохотного моржонка, поместили его в бассейн, где воды было чуть-чуть, и он лежал в этой лужице несчастный, распластанный. Так что я его отлично рассмотрела.

Выставка «Живая керамика» будет работать в Музее природы до 22 августа.

— А в других зоопарках вы работали на заказ?

— Я всегда лепила зверей для себя. К примеру, бамбукового медведя, панду — в Московском зоопарке. Их, кстати, научились наконец разводить, и есть вероятность, что начнут выпускать в природу: зоопарки же для этого существуют — сохранять и восстанавливать вид в природе… Что-то из моих работ покупалось с выставок. Поскольку животные в строительстве коммунизма не участвовали, они были второстепенными на выставках. Главными были политические темы, а на животных никто  не обращал внимания. И даже наш замечательный анималист Василий Алексеевич Ватагин мог работать только потому, что был Дарвиновский музей, для которого он создавал скульптуры и панно. Звери особенно никому не были нужны, это и сейчас так.

— Почему так складывается?

— Не любят люди зверей, даже собаку не каждый будет держать. Впрочем, животным от этого ни холодно, ни жарко.

В игровом уголке разместились шахматы с фигурками животных и «умная» стена. 

— Как вас увлекла анималистика?

— Мне всегда это было интересно. Я уже в четыре года лепила крошечных зверушек. У меня тогда и пластилина не было, лепила из всего, даже из парафина.

— Когда война началась, вам было всего 11 лет. Как вы жили тогда?

— Отец все дни на заводе — работали по 12 часов без выходных. Сестра училась в старших классах, их тоже на завод взяли. А дома хозяйством занимались мы с братом-погодком. Мы с ним по очереди готовили какую-нибудь похлёбку. И нас привлекали на копку картошки, мы и свою сажали — ходили далеко, пропалывали и поливали её, тогда все так жили.

Арт-центр «Красный» знакомит с творчеством Галины Макашиной и жителей области. Передвижной проект «Живая керамика» уже увидели жители Искитима, Купино, Ордынского и Здвинки.

— Вы и в то время лепили?

— Да, у нас был искусственный воск, его выпускали большими кругами. Война войной, а мы с братом всё равно играли. Я лепила зверей, а он какие-то технические детали в виде подъёмников.

— А потом в 1947-м вы поехали учиться в художественное училище в Саратов, почему?

— Наша семья приехала в Новосибирск в 1934 году из Саратова, где я родилась. Отца сюда направили работать, он был энергетиком. И учиться я поехала в Саратов, там была родня. Мне повезло: в нашем художественном училище преподавали великолепные педагоги из Ленинграда, которых вывезли в эвакуацию во время блокады, а обратно после войны не пустили. Меня приняли сразу на второй курс, и это тоже было везение, потому что у нас преподавал замечательный Эмиль Фридрихович Эккерт. С нами учился Лев Головнинский, ставший затем известным скульптором. Так что судьба существует, и она мне помогала не раз.

Из коллекции «Материнство».

— Когда ещё особенно помогла судьба?

— Больше и не потребовалось. Человеку важно встать на свою особую дорогу, тогда всё сложится. После учёбы я вернулась сюда, здесь жил отец, мать умерла, когда мне было 14 лет. И чтобы не оставлять отца одного, мы с мужем попросили направление в Новосибирск. Здесь был Союз художников, а при нём производственный цех — нам находили работу и предоставляли её. Как сейчас существуют художники, когда при Союзе нет своего производственного подразделения, — я не представляю. Это очень непросто. Хорошо, что двое моих детей не стали художниками.

— Как получилось, что в 47 лет вы стали костерезом?

— Первую кость мне подарила Наталья Орлова, замечательный доктор-офтальмолог. Из-за особенностей зрения (я всегда была близорукой), я испытывала интерес к маленьким работам, потому что могла их хорошо разглядеть. А работа по кости была миниатюрным делом. Учиться было негде, хотя я видела работы северян в музеях Москвы, и инструментов не было — пришлось отыскивать крошечные напильнички. До этого я в основном лепила в пластилине, а после формовала. Здесь же можно было сразу работать. Единственное — пока делаешь, надышишься костной пылью, и вся мастерская напитывается ею.

— В нелёгком труде скульптора самый непростой момент — оживление, — чтобы люди увидели и сказали: «Как живой». В чём секрет?

— Это получается само собой, научить другого невозможно. Просто чувствуешь, как нужно сделать. Скажем, мне приходилось делать портреты людей, в том числе тогдашнего директора завода Чкалова, вылепить по фотографии не получится, нужно очень хорошо знать человека, чтобы получился как живой.

— А животных вы хорошо знали?

— Да, у меня и дома всегда были собаки и кошки, по три за всю мою жизнь, и каждая из них прожила у меня до старости. Я их лепила: и боксёра несколько раз, и добермана, с него я лапы смотрела — они у него были хорошо поставлены.

— Какие ещё ваши работы можно увидеть сегодня на общественных площадках?

— В «Микрохирургии глаза» есть две мои красные птицы. Для бассейна на ВАСХНИЛе я делала панно на тему аргонавтов и кувшин в виде птицы для вестибюля — говорят, что они сохранились. В кардиоцентре горбольницы есть две скульптуры — лежащий олень и птица Феникс. В Куйбышев, в Дом художественного воспитания детей, я передавала несколько работ после выставки, в том числе группу павианов — самец и три самки, одна из них держит детёныша за хвост, как у них принято.

Картина Анатолия Невзгодина «В мастерской художника-анималиста Галины Макашиной».

— А нынешняя выставка в Музее природы как формировалась?

— Поскольку я уже не могу работать, да и сколько можно — 50 лет трудилась, я уступила свою мастерскую художнику Валерию Нестерову. Там оставалось много моих работ, непроданных и невостребованных. И он всё это передал в Арт-центр «Красный», ему нужно было освобождать мастерскую. Так эти работы сохранились, я уже думала, что выкинут на помойку, а они живут и кого-то радуют.

— Ваша творческая жизнь состоялась, несмотря на то, что вы не лепили пионеров и девушек с веслом. Или я ошибаюсь?

— Приходилось и девушек с веслом лепить, и Маша с медведем где-то стоит. Когда никакого заказа не было, и за такое бралась. Единственное, о чём сожалею, — когда начали строить наш новый зоопарк, один из лучших в Европе, я уже ничего не могла делать, чтобы как-то в этом поучаствовать. Не в то время, наверное, я родилась, нужно было позже. Такая у меня несовременная была профессия.